10.01.2019 4152

Белый Бог Войны: барон Роман фон Унгерн-Штернберг (1886 - 1921)

В очередную годовщину со дня рождения барона Романа Фёдоровича фон Унгерна-Штернберга представляем вашему вниманию сделанный нами (соратник Dux Album) перевод доклада Хендрика Мёбуса (Германия) - замечательного философа и публициста, а также известного музыканта, фронтмена титанов Тевтонского Black Metal ABSURD. Доклад был подготовлен им для конференции СТАЛЬНОЙ ПАКТ, прошедшей в Киеве 14 декабря 2018 года. Этот прекрасный вдохновляющий текст представляется нам особенно актуальным для современного русского освободительного движения, которому порой не чужды настроения, характеризующиеся  рассуждениями об отсутствии более смысла сражаться. Несомненно, отдельные фрагменты доклада достойны цитирования, а сам доклад внимательного прочтения и осмысления.


Хендрик Мёбус

"Я умру страшной смертью, но мир никогда прежде не видел такого ужаса и такого моря крови, которое он увидит ныне...", - с этим тёмным пророчеством зовущийся "Безумным Бароном" обратился на прощание к Фердинанду Оссендовскому, польскому эмигранту, бежавшему от Красного Террора большевистской революции и встретившему Роберта Николаса Максимилиана Фрайхерра фон Унгерн-Штернберга, или Барона фон Унгерн-Штернберга, в Урге, столице Монголии, за несколько месяцев до того, как Барон был предан собственными людьми, взят в плен Красной Армией, осуждён в качестве "военного преступника" и казнён как "враг народа".

Да, последние слова Барона, сказанные Оссендовскому, оказались совершенно правдивыми. Его смерть была исключительно славной и героической. Он погиб в руках заклятых, смертельных врагов - большевиков и их Красной Армии, захвативших власть в России несколькими годами ранее и с тех пор охотившихся на своих неприятелей из числа монархистов и антибольшевистских Белых сил, остатки которых ещё держались в густых лесах Сибири и отдалённых степях Монголии. 15 сентября 1921 года Барон фон Унгерн-Штернберг был расстрелян после трибунала, длившегося семь часов. Он умер в одиночестве, вдали от отчего дома, изгнанный из государства, которым правил в течение короткого времени и где был провозглашён воплощением бога войны. Однако для большевиков он был всего лишь одним из многих офицеров-изменников, прежде служивших в рядах царской армии; мятежником, поднявшимся на борьбу с новой правящей верхушкой и пытавшимся положить конец коммунистической, красной революции в Санкт-Петербурге и Москве. Без сомнения, к настоящему времени он был бы давно забыт, подобно столь многим Белым офицерам, безрезультатно сражавшимся с советской властью, но сложилось иначе. Сегодня мы всё ещё помним и говорим об этом исключительном человеке и его короткой, но вместе с тем героической жизни и борьбе. Освальд Шпенглер, провозвестник Заката Западной цивилизации, упомянул Барона во время своего выступления в Вюрцбурге, спустя три года после гибели Унгерн-Штернберга: "Около 1920 года в Центральной Азии в качестве полевого командира появился Барон Унгерн фон Штернберг, которому за короткое время удалось собрать армию, состоявшую по слухам из 150 тысяч горячо преданных ему людей, грамотно обученных и готовых идти туда, куда бы им ни приказал Барон. Этот человек вскоре был убит большевиками, и мы можем лишь догадываться, какие события развернулись бы в Азии и как выглядела бы сегодня карта мира, если бы он достиг своей цели."

Кем был этот таинственный человек, некогда воспринимавшийся как некто больший, чем просто личность, способная изменить ход истории и перекроить карту мира? Мы не найдём ответ на этот вопрос, говоря лишь о его смерти. Известно, что он отказался признавать трибунал, приговоривший его к казни, потому что, по мнению Барона, суд был настолько же нелегитимным, насколько и новая власть в Москве. Согласно обвинению, Унгерн-Штернберг был признан вражеским агентом, которого спонсировали и вооружали зарубежные противники большевиков с целью саботажа красной революции и развязывания волнений и гражданской войны на Дальнем Востоке. В связи с этим его считали и врагом простого русского народа, рабочих и крестьян; злодеем, желавшим восстановить дворянскую власть. Уже при жизни реальность поступков Барона начала перемешиваться с предположениями и ожиданиями в равной степени как его поклонников, так и недругов.  

Рождение и детство

 Барон Роман фон Унгерн-Штернберг в детстве 

Барон, вне всякого сомнения, вёл происхождение от древних и знатных родов Германии и Венгрии, но в отличие от многих современников он всем сердцем презирал всё декадентское и упадническое, скорее присоединяясь к своим низшим по чину бойцам на передовой, нежели потворствуя мирским удовольствиям, которыми был обеспечен общественный класс, к которому он принадлежал. Известно, что образ жизни Барона, в частности, когда он жил на Дальнем Востоке, походил на аскетические монастырские практики и что он равным образом вводил суровую дисциплину среди подчинённых.

Роды Унгерн и Штернберг были знамениты своим участием во многих завоевательных кампаниях и походах, имевших большое историческое значение, пока не осели на Балтике, где некоторые из их представителей, возможно, присоединились к Тевтонскому ордену и обращали в христианство языческие племена Литвы и Эстонии. С балтийских берегов отдельные члены рода в качестве купцов и каперов отправлялись в странствования по морям. Согласно самому Барону фон Унгерну-Штернбергу, среди его предков встречались алхимики и мистики.

Барон родился 10 января 1886 года в городе Грац, расположенном на территории бывшей Австро-Венгерской империи. Вскоре они (вместе с матерью и её вторым мужем) переехали в родовое имение в Эстонии. Граф Герман фон Кайзерлинг, известный остзейский (из среды балтийских немцев – прим. ред.) философ, когда-то проживавший в той же местности, в своём "Путешествии сквозь время" изложил самые ранние воспоминания о юном Романе фон Унгерн-Штернберге, своём дальнем родственнике, которого он встретил ещё будучи подростком, показывая его хищником и по внешности, и по характеру, с яркими глазами, как у ястреба - птицы, наслаждающейся убийством жертвы и терзающей свою добычу.

Судя по всему, мы можем сделать вывод о том, что Барон был диким и непослушным ребёнком, восстающим против своих учителей и практически безразличным к их попыткам дать ему образование. Как утверждает Кайзерлинг, Барон не был склонен к умозрительному созерцанию, поскольку, по его мнению, оно тождественно малодушию; поэтому он также не излагал никому свои размышления. Напротив, Барон являлся гением интуиции, но cярко выраженными животными инстинктами; такой естественный, природный характер противоречил правилам и предписаниям, которые предусматривались учебными заведениями, будь то школа или, как оказалось через некоторое время, кадетский корпус.

В детстве Унгерн-Штернберг чрезвычайно гордился своим древним аристократическим родом; однако, несмотря на своё немецкое происхождение, он очень сильно ассоциировал себя с Российской империей. После того, как отчим закрепил за молодым Бароном место в Морском кадетском корпусе, напрасно надеясь, что того, наконец, перевоспитают, Унгерн-Штернберг научился ценить душу русского народа во всей её необузданной широте и глубоком мистицизме. Тогда, среди русских, он почувствовал себя как дома в большей степени, чем в остзейском поместье своей семьи, где в 1907 году умерла его мать. Таким образом, бабка Барона осталась единственной его родственницей, которой он оказывал попечение. Перед смертью матери, в 1905 году, он был исключён из училища после избиения старшего по званию. В отсутствие перспектив Барон решил присоединиться к русской армии в качестве вольноопределяющегося во время русско-японской войны 1904-1905 гг., закончившейся сокрушительным поражением России от превосходящих японских сил. Несмотря на то, что он прибыл на фронт очень поздно и получил небольшой боевой опыт, его произвели в ефрейторы до завершения военных действий. Унгерн-Штернберг вернулся под глубоким впечатлением от Дальнего Востока и, в частности, от доблести японских солдат.

Военное училище и опыт Мировой войны

Кавалерийская атака времён Первой мировой войны

После возвращения домой в 1906 году Барон был принят в Павловское военное училище в Санкт-Петербурге, где он поступил в кавалерию. Известно, что в это время он, уже крещённый по православному обряду, впервые познакомился с буддизмом и был посвящён в оккультные учения. Однако Барон также рассказывал Оссендовскому, что дед Унгерн-Штернберга, грабивший британские грузовые корабли в Индийском океане, стал буддистом и обратил его в эту религию. Так или иначе, он закончил военное училище и попросил о переводе в казачий кавалерийский полк в Сибири, где служил в качестве офицера 1 Аргунского, а затем 1 Амурского казачьего полков и где ему полюбился образ жизни кочевых народов, таких как монголы и буряты. Унгерн-Штернберг особенно сильно просил оставить его с казачьим полком в Азии, так как он чувствовал влечение к проживавшим там народам и желал узнать больше. Но, как и прежде, его раздражительность и пылкий нрав вновь доставили ему проблемы: в какой-то момент он подрался с сослуживцем-офицером, что на этот раз почти подвело его под военный трибунал. Возможно, генерал Павел фон Ренненкампф, являвшийся родственником Унгерн-Штернберга, помог избежать худшего.  В то же время Барон стал блестящим всадником, заслужив уважение монголов и бурят благодаря своему навыку езды и умению сражаться в седле, в равной степени виртуозно владея как огнестрельным оружием, так и шашкой. В 1913 году по собственному запросу он был отправлен в резерв.

Унгерн-Штернберг отправился во Внешнюю Монголию, намереваясь помочь монголам в их борьбе за независимость от Китая, однако российские чиновники ответили ему отказом на присоединение к гарнизону при находящемся там русском консульстве. Затем он прибыл в город Ховд, что в западной Монголии, где нёс службу в качестве внештатного сотрудника русского консульства. Поскольку занять себя ему там больше было нечем, Барон использовал это время для изучения монгольского языка и местных обычаев. Это официальная версия его похождений; Кайзерлинг же рассказывает следующее о приключениях Унгерна-Штернберга на Дальнем Востоке: "Месяцами он жил как отшельник, наблюдавший видения, пока им не овладевала дикая страсть к грабежу и разбою. Тогда он громил монастыри, возможно, вместе с тем убивая монахов. Когда его одержимость исчезала, он снова становился мечтателем. И как мечтатель он доводил до конца многое из того, что делал, даже если грабил, убивал или совершал героические поступки самостоятельно." В начале 1914 года Барон фон Унгерн-Штернберг покинул Монголию и прибыл в родовое имение в Эстонии.

Офицер Роман фон Унгерн-Штернберг

19 июля 1914 года Унгерн-Штернберг вернулся на действительную военную службу в связи с началом Первой мировой войны. Он находился в составе русских войск, наступавших в Восточной Пруссии, а также сражался в Польше и Галиции до 1916 года, когда, помимо прочего, он принял участие в арьергардных рейдах против немецких отрядов и был ранен четыре раза. На протяжении войны на Восточном фронте Барон приобрёл славу исключительно храброго - но несколько безрассудного и психически неуравновешенного - офицера, человека, лишённого боязни смерти, который казался наиболее счастливым, возглавляя кавалерийские атаки или находясь в самой гуще сражения. За время боевых действий он был награждён несколькими воинскими наградами, но, несмотря на множество заслуг, его в конечном счёте удалили с одной из командных позиций за нападение в ходе ссоры на адъютанта черновицкого губернатора в октябре 1916 года - инцидента, послужившего причиной двухмесячного ареста Барона.

После освобождения из военной тюрьмы в январе 1917 года Унгерн-Штернберг ещё раз был переведён в резерв и отправлен во Владивосток  лишь для того, чтобы спустя короткое время оказаться на Кавказском театре военных действий, где Россия противостояла Османской империи. Февральская революция, завершившая правление дома Романовых, была чрезвычайно сильным ударом для монархиста Унгерн-Штернберга, воспринявшего её как начало конца той России, которую он знал. На Кавказе Унгерн-Штернберг вновь встретил казачьего атамана Григория Михайловича Семёнова, которого он знал с того времени, когда воевал в Польше. Дружба между Семёновым и Унгерн-Штернбергом вскоре стала иметь судьбоносное значение для последнего. Вместе они начали создавать добровольное воинское подразделение, состоявшее из местных ассирийцев-христиан, однако затем Семёнов, сопровождаемый Унгерн-Штернбергом, в марте 1917 года отправился в Сибирь, а правительство Керенского официально одобрило их план по формированию соединения из местного бурятского населения для войны в Европе.

Присоединение к Белому движению 

Однако возглавляемая большевиками Октябрьская революция 1917 года привела к уходу России с Западного театра военных действий и - в свою очередь - к боевым действиям внутри страны. Семёнов и Унгерн-Штернберг объявили о своей верности Романовым и поклялись сражаться с революционерами. В конце 1917 года Унгерн-Штернберг, действовавший в соотвтетствии с приказами Семёнова, с маленьким казачьим отрядом пересёк границу на поезде и мирно разоружил русский гарнизон численностью в 1500 человек в Манжули (Маньчжурия), восставший против своего командного состава. Солдат посадили на поезд и отправили на запад. В течение некоторого времени занятый железнодорожный вокзал Манжули служил опорным пунктом Семёнова и Унгерн-Штернберга в ходе подготовки к войне в Забайкалье - регионе, имевшем стратегическое значение для всех сторон конфликта.

 На этом фото якобы запечатлены Семёнов, его дочь и Унгерн-Штернберг в 1919 году 

Они начали вербовать добровольцев в Особый Маньчжурский отряд, ставший ядром антикоммунистических сил под началом Семёнова. Унгерн-Штернберг и подчинённые ему местные воины из числа бурят вскоре продолжили разоружать российские отряды в Маньчжурии, однако китайцы всё больше и больше осознавали растущую мощь Барона и в конечном итоге взяли в плен его и его людей. В ответ Семёнов послал бронепоезд на китайскую территорию, благодаря чему Унгерн-Штернберг был освобождён.

С марта по июль 1918 года Особый Маньчжурский отряд повторно попытался захватить и занять российскую территорию вдоль границы с Маньчжурией, но 13 июля он был наголову разбит и вынужден был отойти в глубь маньчжурских земель. Однако по прибытии японских отрядов и вооружения в августе 1918 года Семёнов и Унгерн-Штернберг вновь перешли в наступление, и на сей раз им удалось покорить Забайкалье, где Семёнов, находясь в Чите, провозгласил себя атаманом. Он повысил Унгерн-Штернберга в звании до генерал-майора и доверил ему защиту стратегически важного железнодорожного вокзала в Даурии, что находится на юго-востоке от озера Байкал.

Здесь Унгерн-Штернберг начал действовать независимо и как командир по своей собственной воле. Он продолжил набор отрядов под своим командованием, формируя Азиатскую конную дивизию, но в то же время управление Даурией становилось всё более жёстким и жестоким. Гнев Унгерна-Штернберга, обращённый на каждого нерусского и на еврея в особенности, устрашал жителей близлежащих деревень и пассажиров проходящих поездов. Он обвинял евреев в большевистской революции и в убийстве царской семьи; потому их высаживали с поездов и тотчас казнили. Его ненависть к евреям зашла так далеко, что он, как известно, обдумывал их истребление сразу же после разгрома большевиков и освобождения всей России армиями Белого движения.

Роман фон Унгерн-Штернберг в 1920 году 

Не смотря на то, что трения между Семёновым и Унгерн-Штернбергом нарастали, поскольку последний выражал недовольство продажностью, страстью к расточительству и юдофилией первого, Унгерн-Штернберг был награждён Георгиевским крестом 4 степени и произведён в чин генерал-лейтенанта в марте 1919 года. Барон фон Унгерн-Штернберг выполнял грязную работу, за которую Семёнов не хотел брать на себя ответственность: к примеру, пленных красноармейцев отправляли в Даурию, где Унгерн-Штернберг казнил их без суда и следствия. Азиатская конная дивизия была достаточно разношёрстным соединением, включавшим в себя русских, бурят, татар, башкир, монголов, китайцев, японцев, польских эмигрантов и многих других. Дивизия, вероятно, напоминала банду средневековых ландскнехтов, наёмников, и в отсутствие безусловной преданности своему командиру, Барону фон Унгерну-Штернбергу, и дисциплины, к которой он принуждал свои подразделения, трудно представить себе, как же иначе они могли сражаться бок о бок вместо того, чтобы сражаться друг против друга. Барон укрепил железнодорожную станцию в Даурии, превратив её в крепость, из которой его отряды начинали нападения на силы Красной армии.

Освободитель Монголии


 Бегцзэ, центральноазиатский бог войны. Последователи Унгерн-Штернберга называли своего лидера воплощением Бегцзэ 

В течение 1920 года военное положение Контрреволюции становилось всё более трудным. Адмирал Колчак, признанный на международном уровне лидером антибольшевистских сил в России, потерпел поражение и был убит большевиками; кроме того, и генерал Врангель был вынужден покинуть Крым, так что Забайкалье осталось единственной частью российской территории, всё ещё подконтрольной белым отрядам. Унгерн-Штернберг предчувствовал готовившееся наступление Красной Армии и начал искать такое место, где он со своими бойцами мог бы найти новое и безопасное пристанище для проведения дальнейших операций против большевиков. Ещё в 1919 году, пользуясь слабостью российских властей вследствие революции и гражданской войны, националистическое правительство Китая отправило воинские подразделения, чтобы покончить с автономией Внешней Монголии и вернуть её в свой состав. Это нарушало условия трёхстороннего российско-монголо-китайского договора 1915 года, который гарантировал автономию Внешней Монголии под властью Богдо-хана (Богдо-гэгэна), являвшегося как духовным, так и политическим лидером монгольских буддистов. Китайцы, вернувшиеся в 1919 году, отстранили его от власти и поместили под домашний арест. Богдо-хан написал письмо Барону фон Унгерн-Штернбергу, в котором он срочно просил о помощи в борьбе с китайскими оккупантами. Унгерн-Штернберг удовлетворил эту просьбу и вместе со своими солдатами (по оценкам, в количестве не более 1500 человек) вступил на монгольскую землю, стремясь изгнать оттуда китайцев. После первых неудачных попыток Барон фон Унгерн-Штернберг решил переждать зиму, после чего он выступил бы на столицу Монголии - Ургу, китайский гарнизон которой составлял 7000 солдат, снабжённых артиллерией и пулемётами и державших оборону на укреплённых позициях. Монголы из числа местных жителей стали снабжать Унгерн-Штернберга и его отряд едой, лошадьми, новобранцами и вооружением. Богдо-хан послал своё благословение и предрёк победу над китайцами грядущей весной. Барон фон Унгерн-Штернберг попросил астрологов и ясновидящих давать ему советы при принятии решений, и монголы поддержали его ещё сильнее, поскольку осознали его искреннее желание стать их освободителем и защитником.

Тогда же, в 1920 году, Барон фон Унгерн-Штернберг перестал подчиняться Семёнову, который был окончательно разбит Красной Армией и бежал, намереваясь преследовать свои политические амбиции, сильно опережавшие решение насущных проблем Белого дела в России. Унгерн-Штернберг желал восстановить в правах и укрепить монархию повсюду, начиная с Азии, где он мечтал о Великой Империи, такой же, какой некогда была империя Чингисхана, но при этом с входящими в её состав Россией и всей Европой. Он горячо верил в божественное право Королей и Императоров, коих он считал оплотом сил, противоборствующих упадку цивилизации. С другой стороны, евреи являлись для него причиной смуты, анархии и гражданской войны, которые он наблюдал как в России, так и в иных странах. Горе всякому еврею, появлявшемуся во владениях Барона фон Унгерн-Штернберга! Вообще говоря, все монгольские евреи, за небольшим исключением, были уничтожены после взятия Урги Азиатской конной дивизией. 

Богдо-хан Монголии, третье лицо в иерархии тибетского буддизма

                                                                                                                                                                            31 января 1921 года Барон фон Унгерн-Штернберг отдал приказ о штурме Урги. Несмотря на тяжёлые потери и первоначальное отступление, в конечном счёте его подразделения нанесли поражение китайским оккупационным силам и выбили их из города. Богдо-хан был освобождён из-под домашнего заключения, а столица была полностью взята 4 февраля. После заверешения боёв отряды Унгерн-Штернберга начали грабить китайские магазины и убивать российских евреев, живших в Урге, но спустя несколько дней главнокомандующий прекратил мародёрство и вновь принудил своих солдат к дисциплине. Тем не менее, китайцы всё ещё не были изгнаны из Монголии. Череда последующих сражений за пределами Урги привела к отходу китайских войск в северную Монголию, откуда они готовились отступить в Китай, обойдя монгольскую столицу с запада. Однако вскоре они были настигнуты своими русскими и монгольскими преследователями и после заключительной битвы, продолжавшейся с 30 марта по 2 апреля, полностью разгромлены и изгнаны из страны в южном направлении. Таким образом, Монголия снова была освобождена от китайской оккупации. Уже 13 марта была объявлена независимость Монголии и утверждена монархическая форма правления с Богдо-ханом в качестве главы государства. Он отождествил Барона фон Унгерн-Штернберга с воплощением Бегцзэ - "повелителя" войны, докшита, ведущего происхождение от бога войны монголов добуддистского периода. Когда Богдо-гэгэн был провозглашён правителем Монголии, он также присвоил титул хана Унгерн-Штернбергу. Богдо-хан одарил Унгерн-Штернберга перстнем со свастикой - предметом большой ценности, по преданию, передававшимся от самого Чингисхана. Более того, Барон был произведён в чин генерала. С той поры он облачался в жёлтый халат - символ монгольского князя. Мечта воплотилась в жизнь! Фактически, Барон фон Унгерн-Штернберг на короткий промежуток времени стал диктатором Монголии. Хотя его правление и осуществлялось, как, впрочем, и всегда, посредством террора и устрашения, тем не менее, Унгерн-Штернберг также пытался благоустроить Ургу за счёт обязательной уборки и санитарной обработки улиц, содействуя развитию религиозной жизни и терпимости в столице, ввёл в обращение национальную валюту и предпринимал усилия по реформированию экономики ханской Монголии.                          

Храм Богдо-хана в Урге 

Предательство и смерть 

Весной 1921 года Барон фон Унгерн-Штернберг вернулся в Россию и организовал нападения на отдельные аванпосты красных, однако за время его отсутствия в столице подразделения Красной Армии совместно с Монгольской народной армией захватили Ургу и положили конец правлению Богдо-хана, заменив ханскую власть светским прокоммунистическим режимом. Несмотря на то, что Барону поначалу удалось отвоевать некоторые территории в результате похода на север, его надежды на получение помощи от своего бывшего соратника Семёнова и японского правительства оказались напрасными. После того, как большие силы красноармейцев были отправлены на отражение его наступления, Унгерн-Штернберг решил отступить в Монголию, но многие из прежде верных ему солдат пожелали бежать в Маньчжурию и завершить борьбу, которую к тому моменту они считали бессмысленной. Барон поклялся продолжить сражаться и вознамерился пройти весь путь до Тибета, откуда он хотел в конце концов реализовать свой план по созданию Паназиатской империи. Однако его люди взбунтовались и попытались убить Унгерн-Штернберга в ходе покушения. Барона, попавшего в безвыходное положение, пытались найти и схватить красноармейцы, и в конечном итоге он был предан одним из монгольских князей, который 21 августа 1921 года выдал его преследователям.

Старинная фамильная реликвия Чингисхана; дар Барону фон Унгерн-Штернбергу

По утверждениям некоторых источников, Унгерн-Штернбергу предложили амнистию в случае вступления в ряды Красной армии, но он отказался изменить своим идеалам, и незадолго до расстрела во дворе новосибирской тюрьмы ему удалось проглотить свой Георгиевский крест, чтобы враги не осквернили награду. При этом его перстень со свастикой был изъят и, согласно слухам, оказался в руках прославленного маршала Красной Армии Жукова в 1936 году. 

От человека к мифу 

Барон фон Унгерн-Штернберг прожил немногим более 35 лет, однако его судьба есть нечто, по меньшей мере, исключительное и содержательное в гораздо большей степени, чем кажется на первый взгляд. Фердинанд Оссендовский писал, что однажды Роман фон Унгерн-Штернберг сказал ему: "Моё имя окружено такой ненавистью и таким страхом, что никто не может рассудить, что есть правда, а что - ложь, что есть история, а что - миф."


Граф Герман Кайзерлинг полагал, что большую часть своей жизни Роман фон Унгерн-Штернберг являлся человеком крайностей, который мог быть либо святым, либо безжалостным, или и тем, и другим в наиболее ярком выражении этих противоположностей, но который не был в состоянии примирить обе противоборствующие силы в одной и той же личности. Известно, что биологический отец Романа фон Унгерн-Штернберга однажды попал в психиатрическую лечебницу; по мнению некоторых исследователей, это могло бы объяснить психическую неуравновешенность Барона, однако, судя по всему, свидетельства о наличии в роду Унгерн-Штернбергов каких бы то ни было наследственных душевных заболеваний отсутствуют в принципе. Вне всякого сомнения, Роман фон Унгерн-Штернберг получил прозвище "Безумный Барон", или "Кровавый Барон", за свою жестокость и кровопролитие, выражавшиеся как в пытках над подозреваемыми в шпионаже за красных, так и в казнях собственных солдат за малейшие проступки. Тем не менее, с учётом наличия других примеров необоснованных убийств и массового истребления людей во время Гражданской войны в России действия Романа фон Унгерн-Штернберга вряд ли можно расценить как что-то из ряда вон выходящее. Именно поэтому должно было иметь место что-то ещё, помимо насилия и убийств, выделявшее его среди прочих военачальников по обе стороны фронта; нечто необычное, что побуждало современников считать его безумцем. 

Век империй

Когда Барон фон Унгерн-Штернберг присоединился к русской армии накануне Первой мировой войны, он был одним из многих представителей остзейской аристократии, давших клятву верности русскому царю и не имевших никаких колебаний в борьбе со своими немецкими братьями по крови, с которыми их объединяли общие язык, культура и родословная. Всё же это было время империй, когда национальную идею ещё предстояло осмыслить, а верность то одной короне, то другой не являлась чем-то необычным в среде знати. Барон фон Унгерн-Штернберг, однако, отказывался предать российского императора даже после того, как вся царская семья была казнена большевиками, а монархия чисто с практической точки зрения пала и в России, и в Европе. Но не для Унгерн-Штернберга. Он был одержим монархией вплоть до разногласий со всеми прочими лидерами белых, которые не видели смысла в возвращении к статус-кво, существовавшему до той поры, пока царственных особ во многих странах Европы и Азии не сменили у власти национальные правительства (подобно тому, как это произошло в феврале 1917 года, когда император отрёкся от престола, правление династии Романовых в России завершилось, а её место было занято только что сформированным Временным правительством). Вопреки духу времени (Zeitgeist), Барон фон Унгерн-Штернберг рассматривал монархию как единственную законную форму правления для любого народа. Разумеется, и на Дальнем Востоке он был в полном одиночестве в плане своих убеждений: в России большевики убили членов царской семьи Романовых, а в Китае ещё в 1912 году правление династии Цин закончилось вследствие революции и взятия власти националистическим правительством. Лишь в Монголии монархическая повестка Барона фон Унгерн-Штернберга могла соотвествовать политическим амбициям местного правителя - Богдо-хана, также именуемого "Живым Буддой" (Богдо-гэгэн считался реинкарнацией Ананды - двоюродного брата и одного из ближайших учеников Будды Шакьямуни - прим. ред.). Он был третьим по значимости (после Далай-ламы и Панчен-ламы) лицом в иерархии тибетского буддизма .

Воин и аскет

Герман фон Кайзерлинг отмечал, что Унгерн-Штернберг с подросткового возраста сильно интересовался "тибетской и индуистской философией" и часто говорил о таинственных силах, которыми обладают "геометрические символы". Несмотря на отсутствие документальных свидетельств обращения Барона в буддизм (наличие которых противоречило бы утверждению Оссендовского о том, что Унгерн-Штернберг стал буддистом в детстве), его продолжительное увлечение этой религией невозможно отрицать. Перед Первой мировой войной он жил в Монголии; он говорил по-монгольски, носил традиционные монгольские одежды и после своего отъезда оставался на связи с местными высокопоставленными лицами. Соответственно, Богдо-хан мог быть уверен в том, что Барон Унгерн-Штернберг отзовётся на его призыв о помощи, когда он попросил о содействии в разгроме китайских войск, оккупировавших Внешнюю Монголию. Покинув Россию, чтобы оказать поддержку монголам в их борьбе за независимость, Унгерн-Штернберг фактически перестал принимать участие в Белом сопротивлении. После 1920 года он стал сам себе командиром, не считавшимся ни с кем, кроме себя и своего Бога. В этом он напоминает нам завоевателей и конкистадоров былых времён, отправлявшихся в Новый Свет, чтобы сделать себе имя: найти баснословные богатства, открыть древние культуры, встретить внезапную смерть и впоследствии стать бессмертными легендами.

Барон фон Унгерн-Штернберг был храбрым человеком, даже, судя по тому, что нам известно, искушающим смерть и бросающим ей вызов. С самого начала его службы в качестве солдата и офицера, будь то на Дальнем Востоке, либо позже в Галиции и Польше, он находился в самой гуще сражения и добровольно вызывался участвовать в опасных операциях в тылу врага. Командуя своими отрядами в Забайкалье, Унгерн-Штернберг лично подавал пример солдатам. Он бился верхом на коне рука об руку со своими воинами, под одной крышей делил с ними еду и ночлег. В отличие от других Белых офицеров, подобных, к примеру, Семёнову, Унгерн-Штернберг практиковал аскетический образ жизни, в силу чего он больше не употреблял спиртные напитки. Известно, что Барон некогда сильно пьянствовал, и эта вредная привычка, очевидно, внесла свой вклад в его недисциплинированность, доставившую ему так много проблем в годы учёбы и солдатской службы. По причине наличия у Унгерн-Штернберга стойкой жизненной позиции бойцы как опасались гнева Барона, так и глубоко уважали его самого, зная, что всяческое недостойное поведение с их стороны повлечёт за собой жестокое наказание, в то время как преданность и смелость будут щедро вознаграждены. Об освобождении Урги, столицы Монголии, состоявшемся вопреки всевозможным препятствиям, писали в западной прессе, и многие впервые услышали о его имени. Сам по себе факт изгнания китайских оккупационных сил из Монголии при недостатке в живой силе и вооружении определённо заслуживает уважения любого стратега. Разумеется, чем дольше шли новости из Монголии, тем более преувеличенными и переиначенными они становились, что и привело к появлению легенды о "Безумном Бароне", властвующем по преимуществу мечом в экзотическом и далёком королевстве, которая могла легко овладеть воображением и фантазией западной общественности, восприимчивой к выдумкам о подобных местах и смелых приключениях.

Прозорливец и мистик

Кайзерлинг называл Унгерн-Штернберга "одним из наиболее метафизически и оккультно одарённых людей, которых я когда-либо встречал" и полагал, что Барон был провидцем, способным читать мысли людей, находящихся поблизости. Описывая свои странствования, Фердинанд Оссендовский отмечал, что пристальный взгляд Барона фон Унгерн-Штернберга было, по меньшей мере, очень трудно выдержать. Когда они впервые встретились, вспоминал Оссендовский, "его глаза задержались на мне подобно взору зверя из пещеры". Оссендовский был свидетелем следующей ситуации. К Унгерн-Штернбергу привели группу заключённых, на которых он долго и внимательно смотрел, пока, наконец, не объявил тех, кто является комиссарами коммунистической партии. Впоследствии были обнаружены документы, подтвердившие причастность к шпионской деятельности двух арестантов, которых и выбрал Барон. Оба были забиты до смерти по его приказу.

Тот факт, что Унгерн-Штернберга считали воплощением добуддистского бога войны и в котором местный духовный лидер увидел потомка легендарного Чингисхана и, таким образом, одного из последних Ханов Монголии, весьма определённо должен рассматриваться как наиболее интригующий составной элемент легенды о нём. Именно это обстоятельство обессмертило Барона фон Унгерн-Штернберга ещё при жизни. Монгольские ясновидящие предсказали, что ему оставалось жить всего 133 дня, и это он сообщил Оссендовскому во время их встречи в Урге. Он ожидал смерти не как победитель, а как побеждённый, хотя и не боялся её: он знал, что ей суждено стать последним жертвоприношением, из которого миф, превышающий границы эпох, поднимется и расцветёт. Только миф может преодолеть смерть и потому его гибель, сколь печальна она ни была, лишь могла сделать его жизнь ещё более легендарной: предательство последними из остававшихся верными людей, пленение смертельным врагом, но при этом - непокорство до самого конца. Никогда не сдававшийся и ни разу не просивший о милости, не моливший о пощаде, он умер точно так же, как и жил - как настоящий враг мира, который он ненавидел и желал разорвать на части, таким образом окончательно воплощая в реальность своё видение Нового Мира. Когда пули расстрельной команды красных пронзили его тело, он поистине подтвердил своим примером слова Эрнеста Хемингуэя: "Человек создан не для того, чтобы терпеть поражения. Человека можно уничтожить, но не победить его".

От нигилизма к сверхъестественному   

Жизненный путь Барона Романа фон Унгерн-Штернберга пролегал от Балтийского моря до Внешней Монголии; от лютеранского протестантизма через русское православие к монгольскому буддизму; от солдата до бога войны. Определённо заслуживает внимания тот факт, что Барон перешёл из религии, которой известно лишь довольно отвлечённое понятие о Боге, не открывающемся человеку и знающей множество святых, которые посредством веры вступили в Богообщение и получили благословение от Господа, к религии, где человек может стать Единым с Божеством. Чем ближе он познавал Монголию, тем ближе он становился к Божественному. В свете хайдеггеровского взгляда на религию и метафизику, о котором можно узнать, к примеру, из его "Статей по философии" ("BeiträgezurPhilosophie (VomEreignis)"), нет ничего удивительного в том, что Барон фон Унгерн-Штернберг не исполнил бы свой MagnumOpus ("Великое делание" - в общепринятом значении главный труд, дело всей жизни; в более узком смысле - процесс получения алхимиками философского камня, символически трактуемый как обретение бессмертия - прим. ред.), останься он на Западе. 


Ницше заявил о том, что Бог умер (по крайней мере, в Европе), с чем согласился Хайдеггер. Где Бог мёртв, там его и нет. Идея отсутствующего Бога означает, что нет Бога зримого, чувствуемого человеком; нет ничего, что объединяло бы человека и сущее. Мир лишился основания. От священного не осталось и следа, как пишет Хайдеггер в своём эссе "К чему поэты?" ("WozuDichter?"). Будучи заточённым на Западе, человек, подобный Барону фон Унгерн-Штернбергу, остался бы одиноким в мире без Бога. Юлиус Эвола также поясняет, почему Барон обратился на Восток: "Восток был верен собственным духовным традициям и желал выступить единым фронтом с теми, кто был в состоянии восстать против современного мира".

Унгерн-Штернберг отверг нигилизм, испытанный им на Западе, и стал искать духовное прозрение на Востоке. Мы едва ли можем представить себе те страдания, которые он должен был испытывать, когда большевистская революция начала терзать любимую им Россию, воплощая весь ужас духовной деградации, которую он так сильно презирал. Как и сам Унгерн-Штернберг, Фердинанд Оссендовский также воочию наблюдал за этим переворотом и его последствиями для России. В своём произведении "Тень унылого Востока" он описывает, как безумства и убийства во имя революции широко распахнули врата ада. В сотворении этого ада собственными же руками Оссендовский, однако, не видел ничего удивительного. Он считал, что в России лишь только представители высшего правящего сословия были образованы и приобщены к культуре Западной цивилизации, в то время как подавляющее большинство безграмотных масс было "склонно к тёмному и мрачному мистицизму (...), принимавшему грубые, примитивные, варварские и нецивилизованные формы". Где же в нашем мире, как не здесь, мог проявить себя Антихрист, вопрошает он. "Уже послал он своих слуг уничтожить и стереть с лица земли самую богатую страну и нацию - Россию и русских. (...) Народ корчится от ужаса. (...) Хотя люди ещё могут чувствовать себя в состоянии воевать против людей, они не могут в полной мере сражаться с Силами Зла...". Тем не менее, был один человек, готовый взять в руки оружие и бороться со Злом своего времени - Барон Роман фон Унгерн-Штернберг! 

Апокалипсис настоящего 

 

Оссендовский также раскрывает нам некоторые удивительные подробности, помогающие пролить свет на религиозную доктрину, которой придерживался Унгерн-Штернберг в последние дни своей жизни, даже несмотря на то, что трудно определить, насколько можно доверять этим сведениям. По словам самого Барона, буддизм был привнесён в его семью дедом, который промышлял каперством в Индийском океане. Унгерн-Штернберг рассказывал Оссендовскому о "войне между добрыми и злыми духами", под которой он подразумевал свои упорные попытки вооружённой борьбы с большевистской революцией в России. "Революция - инфекционное заболевание", которое в значительной степени "разрушает культуру, убивает мораль и уничтожает народ". С другой стороны, религия ведёт человечество "вверх, к высшим идеалам"; таким образом, Барон фон Унгерн-Штернберг, по-видимому, верил в дихотомию Религии и Революции, Одухотворённости и Материализма; последний удаляет человека "от божественного и духовного". С его точки зрения, революция в России была тем самым серьёзным катаклизмом, о котором схожим образом написано в священных писаниях христианства и буддизма. Приведём цитату самого Унгерн-Штернберга: "Он проявился, обратил вспять колесо прогресса и преградил нам дорогу к Всевышнему". Барон полагал, что над всей Россией и Европой нависла опасность, поскольку день священной расплаты ныне был неминуем: "Голод, разруха, гибель культуры, славы, чести и духа, гибель государств и гибель народов". Он уже мог видеть это "тёмное, безумное уничтожение человечества". 

Если мы предположим, что дело обстояло именно так, то Унгерн-Штернберг верил в предопределённость апокалипсиса больше, чем во что бы то ни было. Его побуждала к действию идея о том, что он живёт в последние времена, уже является свидетелем конца света и что ему принимать решение о спасении людского рода от окончательного истребления. Апокалиптичность, или эсхатология, - неотъемлемая составляющая любой мировой религии. В христианстве нам известно Откровение Иоанна Богослова, повествующее о восстании Сатаны, опустошающего мир до того момента, пока он не потерпит окончательное поражение во время второго пришествия Христа. Основное положение эсхатологии - вера в циклическую природу истории. История разделена на "эпохи", каждая из которых занимает определённый промежуток времени. Считается, что переход от одной эпохи к следующей преобразует знакомую нам действительность; видоизменяет образ жизни, мыслей, бытия. Обычно это некий кризис, подобный глобальному конфликту или войне, отмечающий конец одной эры и препровождающий человека в новую реальность. Буддизм также имеет глубокую эсхатологическую традицию, поскольку сам Будда предсказал исчезновение собственного учения спустя пять тысяч лет после своего ухода из жизни, когда человечество выродится в эпоху алчности, похоти, жестокости, отсутствия веры, половой распущенности и физической слабости, которые приведут к краху общества, забывшего Будду. Однако настанет новая эра, во время которой появится следующий Будда Майтрея. Как утверждается, он будет "полностью пробуждённым, изобилующим мудростью и добродетелью, счастливым, обладающим знанием миров, непревзойдённым в качестве наставника для смертных, желающих быть ведомыми, учителем богов и людей, Возвышенным". Для всякого апокалипсиса характерно присутствие спасителя, мессии, который поведёт за собой верующих из тьмы навстречу свету Новой Зари. Теософия, эзотерическая доктрина, как известно, вдохновлявшая членов немецкого Общества Туле, среди прочего учит о том, что прежде Майтрея воплотился в образе Кришны, о котором мы узнаём из древнего ведийского текста Бхагавадгиты, - мифологической фигуры, также нашедшей своё отражение в буддизме Барона фон Унгерн-Штернберга. Иногда высказывают предположение, будто бы Барона фон Унгерн-Штернберга интересовала теософия; и хотя мы не можем с уверенностью подтвердить это, судя по его собственным словам, всё же очевидно, что концепция мессианской личности, появляющейся в последние времена, тоже не была для него чуждой. В своих прощальных словах, обращённых к Оссендовскому, он недвусмысленно упоминает "Повелителя Мира", который восстанет из своей "скрытой столицы", Шамбалы, в конце времён. 

Дхармическое разрушение 

Многое утверждалось и оценивалось исходя из безжалостности Барона фон Унгерн-Штернберга, на основании того, что он подвергал суровому наказанию подчинённых ему солдат за малейшие проступки, без разбора убивал евреев и коммунистов и не брал пленных, когда громил врага на поле боя. Казалось, он был сумасшедшим, "кровавым безумным Бароном", но гораздо более вероятно, что он выглядел умалишённым для всех, за исключением наиболее проницательного наблюдателя. На Западе считается, что буддизм - это пацифистское и не имеющее ничего общего с насилием вероучение. Всем знакомы образы молящихся тибетских монахов, кажущихся такими отрешёнными от повседневной рутины, что их меньше всего могли бы занимать примитивные наклонности, преврашающие человека в волка для своего ближнего (имеется в виду отсылка к известной поговорке "Человек человеку волк" (основанием для которой служит выражение "Homohominilupusest" из пьесы римского комедиографа Плавта) - прим. ред.). Как же мог Барон фон Унгерн-Штернберг быть буддистом, если он имел такую тягу к насилию? Но если он и являлся буддистом, то кто же причинял боль и страдания другим людям, и не показывает ли такое совмещение, что у него в голове царила какая-то неразбериха? Западное восприятие буддизма зачастую оказывается превратным и совершенно лишённым понятия о существовании в нём - как и в любой другой мировой религии - различных богословских течений, содержащих в себе всё многообразие локальных различий. Монгольская культура была (и остаётся) кочевой и, как и в любом кочевом племени, мужчины были в первую очередь воинами. Во времена правления Чингисхана и его наследников тибетский буддизм школы Сакья стал де-факто государственной религией Монгольской империи. Учение школы Сакья сильно подвержено влиянию индийских тантрических доктрин. Под Тантрой понимаются эзотерические традиции, встречающиеся как в буддизме, так и в индуизме, и с этой точки зрения личный подход Барона фон Унгерн-Штернберга к буддизму становится существенно более убедительным. 

Одним из наиболее важных ведийских текстов индуизма является Бхагавадгита. В нём повествуется о битве, перед началом которой воин Арджуна чувствует себя проигравшим и лишённым всякого основания сражаться, поскольку его враги - его же родственники, отчего ему думается, что он потерпит поражение при любом исходе: либо он погибнет, либо он должен будет перебить членов своей семьи. В этот момент как персонификация Бога появляется Кришна и рассказывает Арджуне о том, что все воины уже мертвы, ибо каждый из них подчинён законам времени, тогда как Я непреходяще и лишено иллюзий, заблуждений. Кришна призывает Арджуну вступить в бой вне зависимости от исхода: или он победит и покорит землю, или проиграет и приобретёт небо, но во всяком случае не должно быть никаких колебаний относительно участия в битве. Нерешительность порождается эгоистическими желаниями, которые - и это подчёркивает Кришна - скрыты внутри. Служа миру, можно поступать с пользой для всех созданий, тем самым подражая божественному действию. Американский оккультист Джозеф Керрик называет это "четвертичным принципом" - в своём эссе "Второе пришествие Q" он пишет о нём как о "полном "гуманистическом" осознании духовного единства друга и врага и, более того, с буддистской точки зрения, всех живых существ. Но возможно достичь его отрицания на более высоком уровне, большего просветления, которое не упраздняет единство, но вбирает его, чтобы ... выполнять нужное для Вселенной дело. На санскрите это называется дхармой. Она подразумевает под собой "долг" в высочайшем духовном смысле и "предназначение"". 

Кришна являет свою вселенскую форму Арджуне. Иллюстрация Доминик Амендола 

Теперь с уверенностью можно говорить о том, что Унгерн-Штернберг действительно претворял в жизнь суть четвертичного принципа так, как он был изначально сформулирован в древней ариоведийской культуре, и в той форме, в какой его можно обнаружить в Бхагавадгите. Барона не побуждали к действию примитивные порывы, он не был кровожадным и жестоким ради того, чтобы причинять страдания другим, однако он чувствовал себя обязанным делать то, что он считал абсолютно необходимым перед лицом того духовного мрака, который на его глазах охватывал и Россию, и Европу. Он ориентировался на Сакральное, он стал одним целым с Богом, "в котором имеет начало всё сущее и который пребывает во всём", как сказано в Бхагавадгите. "В каждой конкретной ситуации должны быть совершены определённые действия, в действительности реализующие дхарму, Божье дело", - отмечает в своём эссе Джозеф Керрик. Подобно знатному полководцу древности Арджуне, о котором мы читаем в Бхагавадгите, Барон фон Унгерн-Штернберг осознавал, что ему приходилось исполнять Божественную волю, даже если она подразумевала жестокие и беспощадные убийства, в соответствии со словами Кришны, обращёнными к Арджуне накануне битвы против собственных родичей: "Я - всемогущее Время, миров разрушитель, пришедший сразить этих людей. И без тебя погибнут все воины, стоящие перед тобой". 

Динамическое равновесие

В этой связи также любопытно пронаблюдать за тем, как граф Герман Кайзерлинг размышлял об изменении личности Барона фон Унгерн-Штернберга после того, как он освободил Монголию и был радушно принят монголами за своего. В то время, как прежде казалось, будто Унгерн-Штернберг колебался, по наблюдениям Кайзерлинга, между "Святостью и Кровожадностью", вследствие чего он представал перед людьми то одним, то совершенно другим человеком в зависимости от настроения, лишь после указанных событий в его противоречивой душе наступил мир, и Барон обрёл цельность, превзойдя совокупность явно противоположных черт характера. Кайзерлинг приписывает это специфической обстановке в Монголии, преобразовавшей "Святость и Кровожадность" Унгерн-Штернберга в "динамическое равновесие", развязавшей, таким образом, ему руки в совершении омерзительных зверств в состоянии благопристойности и чистоты ума. "Вероятно, он хотел очистить неполноценное человечество и потому чувствовал себя прекрасно", - повествует Кайзерлинг. "Однако он не желал мучить кого-то по собственной прихоти. Если он позволял забивать кого-нибудь до смерти или сжигать его заживо, то наверное он ощущал себя, как Иегова, спаливший дотла города Содом и Гоморра огнём и серой".

Святые и воины

Последняя, но не менее важная деталь заключается в том, что заслуживает внимания желание Барона фон Унгерн-Штернберга, высказанное им самим Оссендовскому, создать "военный орден российских буддистов. ...Для защиты процесса эволюции человечества и для борьбы с революцией", поскольку "он был уверен в том, что эволюция ведёт к Божественности, а революция - к Скотству". Он утверждал, что установил "требования безбрачия, полного отказа от женщин, житейских удобств, излишеств" в соответствии с учением буддизма. С другой стороны, по его же словам, он также дозволял "неограниченное употребление алкоголя, гашиша и опиума" в своём буддистском ордене, веществ, как известно, вызывающих дионисийский экстаз и шаманский транс. Мы отмечаем сходство с Орденом тевтонских рыцарей, господствовавшем в Прибалтике, когда предки Унгерн-Штерберга обосновались в этом регионе, и являвшемся германским преемником снискавшего себе дурную славу рыцарского Ордена тамплиеров, где монашеская жизнь шла рука об руку с воинской отвагой и инициацией в Сокровенное посредством тайного обряда, о котором не следовало знать никому из посторонних; примечательно, что Барон фон Унгерн-Штернберг хотел подражать этому идеалу европейского священного рыцарства под эгидой воинствующего буддизма. Всё же в этом есть смысл в свете предельной фанатичности, которая, как знал Унгерн-Штернберг, потребуется для изгнания духовной тьмы, подавляющей просветление Запада. Его жестокость казалась необоснованной и шокировала даже современников, привыкших к человеческим страданиям, но не была ли она ритуалом катарсиса, лишавшим его и его последователей слишком "человеческих" слабостей и заблуждений? Разве это не требуется, чтобы оставить человеческое, когда ты приходишь к Божественному? Всё священство, все святые и провидцы, общающиеся с Богом (Богами), принесли в жертву ту или иную мирскую привязанность. Но пока ты не пожертвуешь своим сочувствием к ближнему ради любви к человеку, ты воистину не объемлешь Трансцендентное и выходящее за рамки добра и зла. Однако именно там, в этой далёкой точке, столь удалённой от нашей человеческой природы, появляется Гипербореец, “Übermensch” ("Сверхчеловек" - прим. ред.). Он - последний, кто будет стоять насмерть в наш Тёмный век, и первый, кто узрит Новый Рассвет возрождения Золотого века.

Заключение

Барон фон Унгерн-Штернберг проделал долгий путь из центра Европы в самое сердце Азии; он прошёл по всем мостам между Европой и Азией, равно как и сжёг их, чтобы выковать союз этих частей света, и превратился в Белого Бога Войны, прокатившегося по Центральной Азии, подобно "кровавой буре мстительной Кармы", как в благоговении отмечал Оссендовский. На Дальнем Востоке Барон фон Унгерн-Штернберг встретил свою судьбу и исполнил своё предназначение, но его взор неизменно был обращён на запад, откуда он некогда пришёл и куда однажды хотел вернуться - как Воин и как Святой; явившись как Кнутом, так и Спасителем.

Упадок Запада сейчас более очевиден, чем когда-либо прежде, однако после двух опустошительных войн нигде в Старом Свете невозможно вновь найти ту силу, которая изменит ход событий и продолжит Реконкисту, начатую "безумным, кровавым Бароном". На Западе мы находим всю древнюю мудрость и знания предков, которые, несомненно, помогли бы нам на нашем пути ввысь, к Божественному, но именно на Востоке мы видим те самые неукротимую мощь и незапятнанную добродетель, необходимые для того, чтобы очистить наш путь от всякого вырождения, разложения и мусора, которые преграждают нам как могущим быть Гиперборейцами дорогу сакральной эволюции. 

Подобно тому, как Барон фон Унгерн-Штернберг обратился на Восток, чтобы обрести мощь для похода на Запад против коммунизма, так же и мы должны повернуть в восточном направлении, чтобы найти новые силы для нашей собственной кампании по борьбе с культурным марксизмом как в Европе, так и в Северной Америке.

Пусть Реконкиста начнётся здесь и сейчас, мои дорогие друзья и соратники; сегодня - Восток, а завтра - Запад!



 

Источники: 

Фердинанд Оссендовский. "Тень унылого Востока" [Ossendowski, Ferdinand: The Shadow Of  The Gloomy East] 

Фердинанд Оссендовский. "Звери, люди и боги" [Ossendowski, Ferdinand: Beasts, Men and Gods]    

Герман фон Кайзерлинг. "Приключение души" ("Путешествие сквозь время", т. 2) [Keyserling, Hermann Graf: Abenteuerder Seele (Reisedurchdie Zeit ; 2. Band)]

"Барон Унгерн фон Штернберг - последний бог войны." Молодёжная трибуна 7 [Baron Ungern von Sternberg – der letzte Kriegsgott. Junges Forum Nr. 7] 

Берндт Краутхофф. "Я приказываю. Борьба и трагедия Барона Унгерн-Штернберга" [Krauthoff, Berndt: Ich befehle. Kampf und Tragödie des Barons Ungern-Sternberg] 

Джозеф Керрик. "Второе пришествие Q" [Kerrick, Joseph: The Second Coming of Q] 

Бен Веддер. "Хайдеггеровская философия религии: от Бога к богам" [Vedder, Ben: Heidegger’s Philosophy of Religion: From God to the Gods]

Вы также можете ознакомиться с видео PowerPoint-презентации, которая была использована как визуальное оформление выступления:

 

 

 

 

 

 

 

 

 



Русская Реконкиста История Личности Россия


К началу